20:14

Законы

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Норд к седине на висках прикасается,
Кровь обращается в лед на ветру,
Море волнуется, море вздымается,
Море поет и гудит на беду.

Флаги пиратские, кости под черепом,
Роджер смеется на черном сукне,
Я попрощался пред плаванием с берегом,
Ныне я ринусь навстречу судьбе.

Мачты подогнуты, доски ломаются,
Скрещены сабли, удары точны,
В шторм воевать лишь безумец решается,
Мы же - свободы безумной сыны.

Пушки гремят, и корабль накреняется,
Хлынула за борт морская вода,
Кто не надежен был - бегством спасается,
Те, кто верны - те со мной навсегда.

Скрежет, и искры летят серебристые,
Полны отчаяния вражьи глаза.
Вместе прорвемся, мы выстоим, выстоим,
Пусть в темном небе смеется гроза!

Шаг и удар, он блокирован лезвием,
Сам защищаюсь, и снова - удар
Драка в разгаре не кажется бедствием,
В спящей душе пробуждает пожар.

Шаг. Обжигает плечо змей серебряный,
Ткань обагряет горячая кровь,
Алым пятном расползается медленно...
Снова удар. За мечты! За любовь..!

Враг отступает и бегством спасается,
Мачты, шатаясь, скрипят на ветру
Море волнуется, море вздымается,
Море сулит своим штормом беду.

Вражий корабль накреняется, валится,
Скоро исчезнет в морской глубине,
Флаг белоснежный в пучине скрывается -
Роджер смеется на черном сукне.

Слышится крик: "Помогите... до берега!"
В шлюпке - остатки разбитых команд,
Разве пристало закона приспешникам
Помощи ждать от грабительских банд?

Знаю, напуганы слуги при власти,
Роджер на флаге - источник тревог...
"Эти, по их-то законам пиратским,
Махом отправят за смерти порог".

Губы в ухмылке. Ну что же, ступайте,
Коли решитесь, на борт корабля,
Нет обязательств на нашем фрегате,
Наши законы диктует судьба!

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Звездное небо - все выше и выше,
Тянутся ввысь очертания крыши,
Ветер шумит так волнующе - слышишь?
Может, уже пора?

В ярких огнях пробивается город,
Песни его проползают за ворот,
В радужке глаз потонул звездный холод -
Память другим мирам.

Звезд маяки обитают в пространстве -
Свечи над канувшим в лету аббатством,
В полночь здесь вновь собирается братство,
Мы прокричим: "ура!"

Лаз потайной виноградным покровом,
Плотно укрыт, для меня то не ново,
Вот я и здесь, под покинутым кровом,
Тянется вдаль нора.

А позади все бушует ненастье,
Кичится ночь обретенную властью,
Темный проход вновь ощерился пастью,
Будто тоннель - без дна.

Я пробираюсь в проходе сквозь холод,
Светом свечи его сумрак уколот,
Сзади гремит, приближается топот...
Вот и пришел Дуна.

Друг улыбнулся чуть грустной улыбкой,
Шрам на лице, посерела накидка,
В пальцах - папирус старинного свитка,
Позже расскажет мне.

Мы продолжаем свою путь... вот и двери,
Тени крадутся, как странные звери,
Слышится смех... Ах как хочется верить,
Будто вернулись все.

Скрипнула дверь, свет глаза опаляет,
Свечи красуются в мраморном зале,
Сколько людей! Это веру вселяет.
Только бы без смертей!..

Шумно встречает красавица-Нида,
Вижу черничные очи Ирфида,
"Где же Монтег, может скрылся из вида?"
"Сгинул в стране морей".

Нида все взглядом впивается в мрамор:
"Друг мой, не стоит накидывать траур,
Он панихид уж наслушался, право,
Лучше уж скорбь умерь".

Смех вознесется к просторному своду,
Так провожаем мы тех в непогоду,
Кто не вернулся назад из похода:
Наш уж таков манер.

Смехом весь зал в этот вечер наполнен...
А за окном - очертания молний,
Шумом дождя мир гремит - он не сломлен,
Значит и нам - стоять.

* * *

Полночь. Часы отбивают двенадцать,
В гуле сознание станет теряться,
Я для того лишь по миру метался,
Чтоб повернуть вспять.

Смех. А вино наливается в кубки,
Тянет дымком из курительной трубки,
Кажется, это на грани рассудка...
Снова я здесь, опять!..

Кто-то схвастнуть манускриптом решился -
Каждый теперь с ожиданием простился,
Свиток Дуны на столы опустился,
Старый листок, тетрадь.

В нашей добыче не блещут алмазы,
В свете свечей не сверкают топазы,
Наши сокровища новому глазу
Кажутся лишь старьем,

Кипой бумаг на столах деревянных,
Старыми книгами с запахом пряным -
Долго они пролежали в бурьяне,
Сжечь бы их все живьем!

Только вот мы за сокровища наши
Будем сражаться без права реванша.
Мы ведь, по правде, слабы, не бесстрашны...
Нам поддаются лишь

Тайные свитки и тайные шрифты,
Те, что бывали утеряны в битве,
Те, что пропахли историей, миртой...
Шорох страниц услышь!

В старом аббатстве - хранилище знаний,
Свитки, старинные книги, скрижали,
Мы их по свету веками искали,
Здесь их теперь приют.

То, что считают теперь небылицей,
Прошлое мы соберем по крупицам,
Вспомнив погибших счастливые лица...
Мертвые подождут.

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Темное небо окутано слоем пыли,
Звезды далеки, призрачны, и легки,
Ветер несет песчинки; за милей - мили,
Стелются вдаль остывшие вночь пески.

Будет на ухо тихо шептать пустыня,
Мерно шурша песком, чешуею змей:
"Ночью, пока песок, оседая, стынет
Будешь ты слышать сказки других земель.

Есть далеко страна обжитая, Сахи,
Видно мои же дюны с ее забрал.
По берегам ручьев расцветают маки,
Путник из стран далеких с собою взял

Их семена, а после поля посеял,
Алым пылают ныне они в Сахи.
Таи средь них услышит как ветер веет,
Много мои нашепчут ему пески,

Таи услышит путь и его равнины,
Шорох почует горной травы в тиши,
Вспомнит ржаных полей золотые спины,
И всколыхнется тайна его души.

Таи совсем-то юн, и в Сахи с рождения,
И не видал он боле его оград,
Только средь маков чувствует наваждение,
Видит он горы, скалы, чудных наяд,

Слышит он то, что прежде прапрадед слышал,
Ветер шуршит песком, носит запах трав,
Таи клянется, будет когда повыше,
Точно покинет старый пустынный град.

Дальше Сахи гнездятся громады-горы,
Их обнимают реки своим кольцом,
Ветер приносит сказки мои для Норы,
Кружит их, кружит перед ее крыльцом.

Слышит девчонка шепот воды неспешный,
Чувствует привкус соли на языке,
Моря она не видела, уж конечно,
Бегала плавать с другом своим к реке.

Только вот слышит - доски надрывно скрипнут,
С ревом рванется ветер на паруса,
Воды морские за борт с шипением хлынут,
Тучи сгустятся, в небе сверкнет гроза.

Нора глаза откроет, в постели сядет,
Вот и исчез корабль - куда теперь?
Ветер ее копну золотую гладит,
"Будет, все, будет, Нора, поверь, поверь..."

Дальше еще таятся в полях деревни,
Ветер играет с рожью, шумит в лесах
И по пути сказания носит Верве,
Сказки о странных, может, глухих, местах.

Сказки о чудных статуях-исполинах,
Битвах прошедших, надписях на стенах,
Тайнах истории, полупустых картинах,
Древних рельефах, скрытых в чудных дворцах.

Верве вздохнет, начнется игра на дудке,
Ветер споет под музыку песнь свою,
Вдруг у мальчишки сердце тихонько ухнет,
"Дай, сохраню, ненужную, пусть, мечту".

Чувствуешь, странник, шепот песков шуршащих?
Помнишь, как слушал их в городской тиши?
Я ведь тебя искала среди пропащих,
Ветер играл на струнах твоей души"

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Ярко блестят созвездия, мерцают звезды,
Луны с усмешкой горькой глядят в глаза.
Если средь звездной ночи проснешься поздно,
Вечность становится не ощутить нельзя.

Время взметает бури, толкая стрелки,
Жжет города и плавит мосты огнем,
Толпы арабов водит к воротам Мекки,
Лишь пирамид не тронет оно мечом.

Мчатся столетия, годы проходят мимо,
Гордо они стоят, устремившись ввысь...
Знаешь, ведь люди тоже как пирамиды,
Вечность собой для них представляет жизнь.

Кто-то стоит на месте, в туман зарывшись,
Кто-то на солнце греется, сплоховав...
Знаешь, ведь в манускриптах о том не пишут,
Что пирамиды не обратятся в прах.

Сколько детей уставших долины Нила
Жизни сложили возле граненых стен!
Время из чаши смерти часы испило...
Чтобы вернуться, все обращая в тлен.

Как безгранична, как горяча пустыня,
Длится на сотни метров все вдаль и вдаль...
Только они под солнцем палящим стынут,
Камень не будет плавиться, он не сталь.

Ну же, беги скорее, живи моментом,
Мчись ты наперекор временной реке!
Встав же под египетским монументом,
Вычерти символ вечности на песке.

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Охотятся барсы в горах
И тайну они только знают
Того, что сокрыто в озерных глазах,
Налитых от края до края.
Охотятся барсы в горах,

И свет дальних звед серебром
Узорным играет на шерсти,
Ах, как снег искрится в ночи, под луной!
Как будто, рассыпавши перстни,
Украсил богач горный склон.

Шаги их легки и бесшумны,
Не скрипнет под лапою наст.
В холодной метели, насланной Колдуньей,
Они свою тайну хранят,
Ее слышал свет только лунный.

Уносит ее за собою родник
Весной, когда все оживает,
И юному Марту февральский старик
Забытую флейту вручает.
Игру ее барсы услышат вдали.

Зимою в озерной воде
Мелькнут серебристые спины,
Живет кто-то в темной, густой глубине,
И жизнь вместе с ними не стынет.
Жизнь вновь возродится всегда и везде,
То барсы увидели в жидкой слюде.

20:13

Память

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Тем, кто слышит песни самых далеких звезд,
Тем, кто знает гул вечерних колоколов,
Тем, кто верит, ищет или чего-то ждет,
Я вверяю строки этих моих стихов.

Город одет в асфальт и стальной туман,
Город сверкает блеклым стеклом витрин,
Город - забвение, старый гранит, обман,
В лужи фальшивой радугой льет бензин.

В небе клубятся дым и холодный смог,
Снег отливает серым под каблуком,
Каждый боролся с городом сколько мог,
Каждый остался бабочкой за стеклом.

Холодно здесь, и каждый закутан в плед,
Каждый из кружки тянет горячий чай,
Каждый один в своей поволоке бед
И остается мерзнуть и вновь скучать.

Только сколько город не сыпал бы холода,
Не блестел огнями полупустых витрин,
Не бросал тебя в безудержные бега:
Ты не заперт здесь, как в лампе усталый джинн.

Загляни в себя: увидишь ты сень лесов,
Полотна полей, а в них зацветает лен,
Тихий звездный звон сквозь занавес облаков
Проскользнет, взлетит, послышится за плечом.

И в тумане дней, и в городе ледяном,
Можно солнце греть в ладонях, как амулет,
И живет оно в любом существе земном,
Стоит лишь припомнить этот чудесный свет.

Точно так же в каждом - горы, шумит река,
Не заставить снегу стихнуть могучий рев,
Эта память стойко двигалась сквозь века.
Но не каждый слышать хочет далекий зов.

И когда все это - в каждом, любом из нас,
Город уж не город, он отступает в тень.
Так попробуй вспомнить то, что забыл сейчас,
Если нужно время: знай же, оно теперь.

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Так пахнет лед, так пахнет сталь,
Так пахнет поздняя метель,
Так пахнет северный январь.
Так дверь срывается с петель...

Тот зверь ворвался невзначай
В мой дом. Желал ли он тепла?
Но безразличная печаль
В его глазах тогда спала.

Он страшен был, озлоблен, дик,
А когти - словно лед мечей.
Пугал его свирепый рык,
Глаза слепила синь очей,

А из-под шерсти проросли
Два плотных кожистых крыла.
Зверь улетел бы, но они
Были подрезаны тогда.

Клыки сверкали, и рога -
Как из прозрачного стекла.
Он долго шел через снега,
И жизнь, казалось, истекла...

Но полыхал в печи огонь,
Зверь только щурился на свет,
И до сих пор он чуял вонь
Старинных золотых монет,

И слышал звон стальных клинков,
И лай собак, и скрежет льда.
Зверь долго рвался из оков,
И вот - свобода так близка,

Ему б убить, бежать, а он
Уснул опять у очага,
Могучий ледяной Дракон,
Для люда севера беда.

Он слыл безжалостным врагом
И беспощадным, как берсерк,
Но беспощаднее его
В краях холодных человек.

И потому Дракон забыл
О крови, битвах и зиме,
Весною вечной юг манил,
И только ночью, при луне,

У очага он вспоминал,
Как пахнет лед, как пахнет кровь,
Как пахнет ледяной металл,
И вои северных ветров...

Так год прошел, промчались два,
И крылья снова отрасли,
И вновь Дракон смотрел туда,
Где мчатся горные хребты,

И скалы режут небеса...
Я ночью слышала сквозь сон,
Как два серебреных крыла
Раскрылись. Так исчез Дракон.

Смеялась я, хоть было жаль:
Легко найти смерть в тех краях -
Но неба северного сталь
Всегда жила в его глазах.

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Волны лукавые камни обточат руками,
Ветер прохладой морской заправляет постель,
В городе Асии люди решаются сами -
Верить в легенду, замок ли повесить на дверь.

Город Асия стоит среди скал раскаленных,
Солнцем нагретых и ветром обточенных враз.
Крыши домов городских, древних храмов колонны
И флюгера над калиткой венчают рассказ.

Старая сказка гласит: коли ветер бушует
И через скалы проложит в Асию свой путь,
Значит Дракон Океанский безмерно горюет,
И вспоминает о том, что уже не вернуть.


Это случилось давно, сотни лет или двести,
Тысячи долгих сезонов, ушедших назад:
Юноша в синих одеждах в назначенном месте
Девушку ждал... Волны мерно ворочались в лад.

Косы ее были темны, глаза голубые
Солнечным следом казались в морской глубине.
Волны ворочались... Неба весы громовые
Шторм предвещали беспечной морской стороне.

И говорят, с того дня, омраченного бурей,
Девушка к берегу моря уже не пришла,
Будто болезнь, неподвластна целебной микстуре,
Жизнь молодую навеки ее унесла.

Юноша в дом тот ворвался, слугу проклиная,
Мать оттолкнув, он к кровати ее подбежал.
Только бледны ее щеки, неслышно дыхания...
Ухнуло сердце. По склонам пронесся обвал.

И, говорят, что сиянием Асию залило,
В искрах его потонул молодой господин...
Лишь очертания синих распахнутых крыльев,
Скрывшихся в черных волнах океанских глубин,

Видели люди. Но ныне забыта легенда.


Ветер с морской стороны завертел флюгера.
"Вот же погодка-то", - хмуро бормочет Маенда,
Ей не по нраву наставшая ныне пора.

Девушка к югу приехала лишь на неделю,
Ветром соленым дышать и сидеть на песке.
С силой муссон ее темные волосы треплет,
Сердце сжимается в давней забытой тоске.

Вдруг обернулась - по пыльной горячей дороге
В синих одеждах идет человек молодой.
Чуткий муссон дышит древней легенды тревогой,
Хочет Маенда уйти, обойти стороной...

Только под грохот внезапно наставшего ливня
Слышится "здравствуй"... Плетется легенды лоза.
Капли дождя на земле наливаются пылью,
Юноша смотрит в ее голубые глаза.

И говорить будут тысячи лет или боле,
Может, спустя, будто в Асии вспыхнул маяк,
Синим огнем он горел, и неведомой воле,
Точно подверженный, скоро исчез и иссяк,

Будто бы волны в тот день, наконец, отступили,
Ветер смирился, утих и уснул океан,
Будто забытой легенды куранты пробили,
Что миновала века и полотнища стран.

Волны лукавые камни обточат руками,
Ветер прохладой морской заправляет постель,
Люди извечно на путь свой становятся сами -
И иногда для легенд открывается дверь.

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Посмотри, посмотри, это ярмарка грез!
Ее Ветер в твой город случайно занес
С золотою листвою осенних берез
И с кленовой пылающей кроной.

Она в город влетела на осени пир,
А владелец - Фонарщик, он грез властелин.
Погляди, как он ярко зажег фонари!..
Пусть цилиндр ему будет короной.

Оглядись, сколько лавок и ярких шатров!
Я тебя провожу туда. Что ж, ты готов?
Здесь не терпят чужих и случайных воров,
Но ведь мы с тобой тут не чужие.

Тут покупки не стоят граненых монет.
Забирай, если хочешь, и Утренний Свет,
И Волшебный Ларец, и Хрустальный Билет,
Что миры открывает другие.

Только нужно, чтоб Свет твой скользнул за тобой,
И Билет потянулся скорей за рукой,
А иначе не будет на сердце покой,
Ведь мечту не свою ты забрал.

Эта ярмарка скроется с гаснущим днем,
Но навеки останется в сердце твоем.
И ты сможешь, конечно, увидеть ее
Через сна золоченый кристалл.

А пока, в этот вечер, ты все еще тут.
Погляди, вон Звенящий Мираж продают!
Там отыщешь и Страх, и Домашний Уют,
И Погоду любую на среду.

Ну а я тороплюсь уж на танец стекла
Ах, как ярко блестят на свету зеркала!
Отражается в каждом богиня-Луна!..
Поспеши, я ведь скоро уеду...

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Музыканту


Обжигающий полдень пахнет жасмином, летом
И земляникой, что солнцем златым согрета,
Шепчутся мерно сосны под песню ветра,
Лужи блестят густой акварельной краской.

Небо июльское синее и пустое,
Замкам воздушным весело на просторе,
Искрой кометы, отблеском ранней зори
Здесь суждено воскреснуть забытой сказке.

Дом ее был на юге, в краях, где море,
Берег его вокруг обнимают горы,
Волны приносят песню колдуньи-Лоры,
Мчится которая с самой большой скалы.

Между горами и берегом золотистым
В солнечной ярко-зеленой прохладе листьев
Выложен город из чистого аметиста,
Имя когда-то было его Эйлы.

В городе этом ярко сверкали башни,
Долго тянулись мимо полотна-пашни,
Лентой дорога в путь убегала дальше,
Дальше, туда, где видно подножия скал.

В городе том под утро играла скрипка,
Песня тонула в утра прохладе зыбкой
И, обернувшись сказкой, легендой, свитком,
Город будила: каждый легко вставал.

Но лишь наступит полдень, и люд проснется,
К струнам смычок невидимый прикоснется,
Скрипки баллада тихая оборвется,
Город не спросит: "Кто же ее играл?"

Только поэтам ночью и до рассвета
Легче стихи писалось под песню эту,
Гаммы любые звонко летели с ветром,
А капитан охотнее брал штурвал,

Люди мечты свои ощущали ярче,
Путников вновь дорога манила дальше,
Летняя ночь казалась приятней парчи,
Но вот, проснувшись, мир ее забывал.

Город из светлого камня давно разрушен,
Может исчез, может просто не обнаружен,
Только в ночи тем людям, которым нужно,
Тот музыкант невидимый все играл.

20:11

Сфинкс

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Ветер голову дурную упокоил на карнизе,
И созвездия мерцают, с вышины взирая вниз.
И одно из них шепнуло, будто бы из плато Гиза,
Вместе с жарким суховеем убежал усталый Сфинкс.

Будто бы ему однажды опостылели барханы -
Навевало грусть мерцанье в лунной радуге песков -
И тогда сбежал он в город от жары и от Сахары,
Что его качала в дюнах с сотворения веков.

Будто в городе он бродит и загадку загадает,
Если каменную гриву в седине его волос,
Ты увидишь и узнаешь. А еще он засыпает,
Только лишь наступит полдень и засердится мороз.

А еще он любит путать и закручивать дороги,
Обращая в обереги сети улиц и домов.
Если в старом тихом парке ты до полночи немного
Подождешь, то вмиг узнаешь, кто он будет и каков.

Я с окна в квартиру слезу, соберу в карман бумаги,
И в чернильную прохладу, в лютый холод и мороз,
Выйду, доберусь до парка. А зима холодным флагом
Пусть сама себе помашет, заплетая сети грез.

Фонари блестят лукаво, как песок под лунным светом,
В их мерцании искрится и играет чистый снег.
И пустыню мне напомнят суховей с холодным ветром,
Что внезапно в хороводе обозначили свой бег.

Я дождусь часов биенья на изогнутой скамейке,
Пусть устало дева-полночь свою песню пропоет.
Я проверю вновь бумаги - там загадки, да затейки...
Кто же в ледяную полночь их отгадывать придет?

Кто же к Сфинксу в эту полночь их отгадывать придет?

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Время странных осенних стихов

Пусть город стынет и льют дожди,
И осень стирает след,
Ушли давно и князья-вожди,
И древних богов уж нет.

Не стану я глупо врать о том,
Что в будущем правды нет,
И не скажу, что давно фантом
Забытого силуэт.

Не стану врать, что настал черед
Вернуться к забытым дням,
Но осень - время дождя и вод,
Что в землю уйдут к корням,

Но осень - время шептать в ночи,
Ушедшие дни беречь,
Старинных масок, огня свечи
Забытую тень стеречь.

Шептать о том, что в колодце - кость,
Ее достают к дождям.
Что в осень каждый случайный гость
Имеет ключи к ручьям.

Что старый враг - это новый друг,
А новых друзей - проверь,
И если сердце сожмется вдруг,
То значит, стучится зверь,

Что дни уходят, длиннее ночь,
Не стоит ходить к реке,
Что духов в осень погонят прочь
И встретят опять к весне.

Что сказка светит, пока в руке
Еще не потух фонарь,
Дорога прячется в рюкзаке,
А август хранит февраль,

Идешь ты смело вперед, пока
На что отпереться есть.
И если это рука врага -
Пора поубавить спесь


Туман по осени все устлал,
Укутал дома, мосты.
И ты выходишь, и тень густа,
За облаком - ни звезды.

Машины мчатся, дымит завод,
И листья кружат - смотри,
Холодный ветер качает порт,
Качаются фонари.

И коль зовет тебя старый враг,
И верит ему нутро,
Навстречу делая первый шаг,
В кармане сожми Таро.

14:14

Дождь

Грядет новый день, и будет рыба! (с)
Дождь пришел в наш город весело и нежданно,
Простучал по крышам и прозвенел стеклом,
Он укутал город белым своим туманом
И пронесся к небу движущимся мостом.

Люди скрылись мигом в старых своих квартирах
И глаза закрыли чашечками зонтов,
Ну а Дождь шептал легенды об этом мире:
О весне, о кошках, глупости мудрецов.

Говорил тихонько, как добирался в город:
Пролетел поля, укрывшись периной туч,
Он тогда из рек ушел и был горд и молод,
И, конечно, знал, что счастлив, весел, могуч.

А потом устал, и падал, блестел и крался,
Он прошел громады рухнувших городов...
И теперь боится, о, он всегда боялся,
Что не нужны людям полчища облаков.

И зачем им ветер, сотни холодных капель,
Что звенят, звенят, как тысячи бубенцов?
Дождь еще воскреснет - смех, и гроза, и пламень,
А пока он тих и тоже грустить готов.

Дождь уснул у окон, хмурой накрывшись стужей,
Задержаться здесь решившись послом весны...
И не мог увидеть: дети бегут по лужам,
И в ладонях теплых их - дождевые сны.